В преддверии важного праздника - Дня полного освобождения Ленинграда от фашистской блокады, отмечаемого ежегодно 27 января, мы запускаем серию публикаций воспоминаний наших земляков - кузьмоловчан, награжденных знаком "Жителю блокадного Ленинграда".

 

Сложно поверить, что прошло уже 78 лет... Эти люди - живая память о тех трагических событиях. И пока они здесь, живут рядом с нами, у нас есть уникальный шанс услышать их воспоминания из первых уст. 

 

"Коренной ленинградец. Родился в 1933 году. Младший из детей, в семье было ещё две старшие дочери - Александра 1920 года рождения и Валентина 1922 года рождения. До войны семья жила в достатке. Мама работала в магазине на Невском проспекте. Сестра Александра училась в Технологическом институте имени Ленсовета. В 1937 году отца сослали за Урал, откуда он уже не вернулся. Хотели выслать всю семью, но мама написала письмо Крупской Н.К. и ей с детьми разрешили остаться. 

 

Лето 1941 года было прекрасным – стояли ясные солнечные дни, дождей не было. В июне я был в детском лагере под Малой Вишерой, мне тогда было 8,5 лет. Помню, как мы выбежали и смотрели на летящие низко самолёты с немецкими крестами. Конечно, тогда ещё не понимали, что началась война. Родителям разослали телеграммы, чтобы забирали детей из лагеря. За мной приехала мама, но уехать мы смогли не сразу – двое суток пробыли на станции. Поезда ходили редко, а уезжало тогда очень много народу, на станции сидели на мешках, на чем попало. Когда ехали в Ленинград, попали под бомбёжки, но поезд не останавливался. В августе под Москву с институтом эвакуировалась сестра Александра. Помню, мы тоже стояли в очереди на эвакуацию, но потом мама отказалась эвакуироваться, две её сестры тоже не поехали. 

 

В начале войны, когда блокады ещё не было, но с продуктами уже было трудно, все мамины сёстры выезжали за город и выменивали вещи на продукты. Моя бабушка, пережившая голод в 1933 году, подсказала маме насушить сухарей, это нам очень помогло во время блокады. 

Мама с сестрой Валентиной по ночам работали на 5-й ТЭЦ, разгружали уголь. Их там кормили, они и мне приносили что–нибудь из еды. Чтобы я не замерз, уходя, мама два кирпичика заворачивала в тряпицу и подкладывала мне для тепла. Я оставался в квартире один и очень боялся. 

В 1942 году у нас останавливались бабушкины знакомые военнослужащие, они вывезли из города сестру Валентину в летную часть. 

 

Сначала продукты давали по карточкам. Не во всех булочных был хлеб, очереди были громадные, иногда стояли сутками. Морозы были суровые. Когда хлеба не стало, давали мукой, но вполовину меньше. Воду приходилось брать в Фонтанке. В квартире был такой холод, что принесенная вода замерзала в посуде. У нас в квартире была дорогая старинная мебель, помню, когда дрова со двора кончились, мама начала отламывать заднюю стенку шкафа на лучинки. 

 

Во время бомбёжек в убежище не ходили, сидели в коридоре. Я помню немецкие самолеты, которые медленно и низки летали над домами. Помню, как сильно свистели снаряды, сотрясался дом. В наш двор попал снаряд и разрушил два верхних этажа, но наша квартира не пострадала. Раз 50 в дом попадали зажигалки. Я сам потушил штук пять. Падая, они медленно разгорались, надо было успеть схватить и сунуть в воду или песок. 

 

До войны у нас был знакомый офицер, он работал в воинской части снабженцем. Когда война началась, он ушёл на фронт. В самый трудный период зимой 1941-42 года пришли два военных и передали нам от этого знакомого полнаволочки гречневой крупы. Для нас это было спасительным обстоятельством. Когда мама варила эту кашу и раздавала порции, я свою порцию прятал и всё время смотрел на часы, чтобы открыть шкафчик и взять ложечку каши. 

Помню, как горели Бадаевские склады, видел, как полыхало здание Центрального банка, его не могли потушить недели две. В начале 1943 года стало легче, прибавили продуктов питания. 

Недели за две до полного прорыва блокады мы слышали как всё гремело и сверкало, мы даже думали немцы в Ленинграде, оказалось это шла артиллерийская подготовка наших войск к прорыву блокады."